XXXII.(XXIV)

За что ж виновнее Татьяна?

За то ль, что в милой простоте

Она не ведает обмана

И верит избранной мечте?

За то ль, что любит без искусства,

Послушная влеченью чувства,

Что так доверчива она,

Что от небес одарена

Воображением мятежным,

Умом и волею живой,

И своенравной головой,

И сердцем - пламенным и нежным?

Ужели не простите ей

Вы легкомыслия страстей?

XXXIII.(XXV)

Кокетка судит хладнокровно -

Татьяна любит не шутя

И предаётся безусловно

Любви, как малое дитя -

Не говорит она: отложим -

Любви мы цену тем умножим,

Вернее в сети заведём;

Сперва тщеславие кольнём

Надеждой, там - недоуменьем

Измучим сердце, а потом

Ревнивым оживим огнём -

А то, скучая наслажденьем,

Невольник хитрый из оков

Всечасно вырваться готов.

XXXIV.(XXVI)

Ещё предвижу затрудненья:

Родной земли спасая честь,

Я должен буду, без сомненья,

Письмо Татьяны перевесть.

Она по-русски плохо знала,

Журналов наших не читала

И выражалася с трудом

На языке своём родном -

Итак, писала по-французски...

Что делать! - повторяю вновь:

Доныне дамская любовь

Не изъяснялася по-русски -

Доныне гордый наш язык

К почтовой прозе не привык.

XXXV.

Сокровища родного слова

(Заметят важные умы)

Для лепетания чужого

Безумно пренебрегли мы:

Мы любим муз чужих игрушки,

Чужих наречий погремушки,

А не читаем книг своих...

Да где ж онљ? Давайте их!

Конечно, северные звуки

Ласкают мой привычный слух,

Их любит мой славянский дух,

Их музыкой сердечны муки

Усыплены. Но дорожит

Одними ль звуками пиит!

XXXVI.

Но где ж мы первые познанья

И мысли первые нашли?

Где поверяем испытанья,

Где узнаём судьбу земли?

Не в переводах одичалых,

Не в сочиненьях запоздалых,

Где русский ум да русский дух

Зады твердит и лжёт за двух!

Поэты наши переводят,

А прозы нет. Один журнал

Исполнен приторных похвал,

Тот - брани плоской; всљ наводят

Зевоту скуки, чуть не сон -

Хорош российский Геликон!