ЕВГЕНИЙ ОНЕГИН
    РОМАН ПУШКИНА
    И О РОМАНАХ ПУШКИНА -
        ВСЁ, И ДАЖЕ БОЛЬШЕ

              

XXIII.

От важных исходя предметов,

Касался ночью разговор

И русских иногда поэтов.

Со вздохом и потупя взор,

Владимир слушал, как Евгений

Венчанных славой сочинений

Творцов нещадно осуждал,

Немилосердно  обнажал

В них скудость мысли,  бедность слога;

И, без особеннаго зла,

Считал, что искони была

Словесность русская убога;

А вправе ль был он так судить,

Не нам, поэтам, говорить.

 

XXIV.(XVII)

Но чаще занимали страсти

Умы пустынников моих.

Ушед от их мятежной власти,

Онегин говорил об них,

Как о знакомцах изменивших,

Давно могилы сном почивших

И коих нет уж и следа;

Но вырывались иногда

Из уст его такие звуки,

Такой глубокий чудный стон,

Что Ленскому казался он

Приметой незатихшей муки.

И точно: страсти были тут! -

Скрывать их был напрасный труд.

 

XXV.

Какие чувства не кипели

В его измученной груди!

Давно ль, надолго ль присмирели?

Проснутся - только погоди! -

Блажен, кто  знал  страстей  волненья,

Порывы, радость упоенья -

И наконец от них отстал.

Блаженней тот, кто их не знал.

Кто охлаждал любовь - разлукой,

Вражду - злословием;  порой

Зевал с друзьями и женой,

Ревнивой не тревожась мукой;

И дедов верный капитал

Коварной двойке не вверял.


XXVI.

Ах, двойка! Ни дары свободы,

Ни Феб, ни дамы, ни пиры

Не отвлекли б в минувши годы

Меня от карточной игры:

Задумчивый, всю ночь до света

Бывал готов я в прежни лета

Допрашивать судьбы завет -

Налево ляжет ли валет!

Уж раздавался звон обеден,

Среди разорванных колод

Дремал усталый банкомёт -

А я, нахмурен, бодр и бледен,

Надежды полн, закрыв глаза,

Пускал на третьего туза!

 

XXVII.

Теперь же я, отшельник скромный,

Скупой не веруя мечте,

Уж не поставлю карты тёмной,

Заметя грозное руте.

Мелок оставил я в покое,

Атанде, слово роковое,

Мне не приходит на язык

(От рифмы также я отвык

Сказать по совести меж нами -

Всем этим утомился я:

На днях попробую, друзья,

Заняться белыми стихами),

Хоть всё ж имеет quinze et l’va

Большие на меня права!

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

            2, XXIV, 2. Пустынники - отшельники, см. примеч. к 6, V, 6.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

            2, XXVI, 2. Феб - ясновидящий, эпитет бога Аполлона, покровителя поэтов у древних греков. (.  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .)

 

 

 

 

 

 

 

 

 

            2, XXVI, 8. Налево ляжет ли валет. (.  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .) При игре в фараон игроки располагались за игровым столом, обитым зеленым сукном (см. 5, XLI, 9), и каждый выбирал из своей колоды карту (ставил карту), на которую или перед которой клал деньги - ставку (это называлось поставить деньги на карту - вместо денег могли фигурировать и другие ценности). Распорядитель игры (2, XXVI, 11) - банкомёт (сумма ставок составляла так называемый банк) - распечатывал новую колоду карт (2, XXVI, 10) и начинал метать банк, т.е. бросать поочередно: карту справа от себя - карту слева от себя и т.д.  Карты, ложившиеся справа назывались убитыми, и игрок, поставивший на такую карту,   проигрывал  свою  ставку.    Карты,   ложившиеся  слева,    назывались данными (отданными), игрок получал выигрыш в размере своей ставки. При выпадении слева и справа карт одинакового достоинства, выигрывал банкомет; в игре в штосс, как верно замечает Набоков, ставка делилась пополам. См. также сведения в разделе  Карточные игры .

            2, XXVI, 14. Пускал на третьего туза. (Два туза уже выпали). Игрок имел право при выпадении его карты загнуть у своей угол, что означало, что он продолжает игру с той же картой, с удвоенной ставкой - это называлось пароли. Если, выиграв, игрок хотел играть с той же картой, не удваивая ставки, он сгибал свою карту пополам - это называлось пустить на пе.

            Пароли во второй раз учетверяло ставку и называлось trois et le va, труа(з) э ль-ва, три и текущая, всего 4 ставки. Загибая третий угол карты после очередного выигрыша, ставку увеличивали в 8 раз: sept et le va, сэт э ль-ва, семь и текущая, всего 8. Четвертый загнутый угол -  quinze et le va, кэнз э ль-ва (н - носовой звук), пятнадцать и текущая, т.е. ставка увеличивалась в 16 раз (2, XXVII, 13). (.  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .)

 

            2, XXVII, 3. Уж не поставлю карты темной. Набоков объясняет, что так называется карта, достоинства которой банкомет не знает, пока она не будет убита или дана. (.  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .)

            2, XXVII, 4. Руте - выигрыш несколько раз подряд одной и той же карты; в данном случае выигрывает банкомет, т.к. руте грозное.

            2, XXVII, 5. Мелок - выигрыши и проигрыши записывали мелом, обстановка быстро менялась, нужно было стирать и записывать новые числа.

            2, XXVII, 6. Атанде! Подождите! - обращение к банкомету с просьбой приостановить метание банка, чтобы сделать ставку или изменить величину ставки в процессе игры. В карточном термине это слово, взятое с французского attendais, имеет ударение на среднем слоге и русское (не носовое) “эн”, сообщающие восклицанию необходимую резкость и импульсивность.

 

 

 

 

 

 

           2, XXVII, 12. ...белыми стихами - стихами без рифмы, организованными только ритмически. (.  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .)

            2, XXVII, 13. ...quinze et le va, кэнз э ль-ва (н - носовой звук), пятнадцать и текущая - желание выиграть в 15 раз больше, чем поставил. См. примечания к 2, XXVI, 14 и 2, XXVII, 3.

Конструктор сайтов - uCoz