А. С. ПУШКИНЪ

Е В Г Е Н I Й  О Н Ђ Г И Н Ъ

Редакцiя  В. К. Шмурнова
(орθографiя  первоисточника)

© Шмурнов Василий Константинович, 2002

АУДИО-ВИДЕО КНИГА,

предисловие  и  комментарий  редактора

§1. О комментариях и комментаторах

         В предисловии достаточно сказано о цели данной редакции – это восстановление формы пушкинского шедевра. Ставя формальные цели, невозможно ими одними ограничиваться. Содержание романа Пушкина на первый взгляд не требует никакой реставрационной работы, но это не совсем точная постановка вопроса: на деле оно не требует редакции, но нуждается в комментарии, т.к. все-таки это сочинение почти двухсотлетней давности – жизнь, человечество, язык и т.д. за это время во многом изменились, в чем-то ушли вперед, в чем-то отступили назад. Эти-то изменения и нуждаются в справках и пояснениях. После некоторых колебаний мы решили скомпоновать необходимый справочный материал, причем применительно именно к новой редакции.
         Несколько слов о наиболее известных источниках. Самым основательным является комментарий В.В.Набокова к его переводу романа белым стихом на английский язык. Перевод и комментарий увидели свет в 1964,  но комментарий впервые переведен на русский и издан в России только в 1998 (издательство "Искусство СПб”, перевод  Е.М.Видре и др., научный редактор В.П.Старк). При нашем искреннем преклонении перед литературным дарованием Набокова, в том числе и поэтическим (мы можем только почитать за честь называться соплеменниками поэта, в самом начале творческого пути сказавшего:

    Ты - в сердце, Россия. Ты - цепь и подножие,
ты - в ропоте крови, в смятенье мечты.
И мне ли плутать в этот век бездорожия?
            Мне светишь по-прежнему ты) –

мы, однако, оставили за собой право даже с таким титаном, как Набоков, кое-где не соглашаться. Фактических ошибок у Набокова немного (их примеры отражены в наших комментариях к 8,XX,1-4; 2,XXXIV,4; 6,VI,9), еще меньше заблуждений относительно смысла пушкинских текстов (см., например, наш комм. к 1,IV,9-10  или сноску научного редактора №23 к 4 главе в издании Комментария Набокова на стр.689), и эти ошибки или неточности – несущественны. Однако общий тон Комментариев зачастую пронизан такой желчью и недоброжелательством по отношению к современникам Пушкина, коллегам-литераторам, литературным произведениям и т. д., что иногда (возможно даже вопреки замыслам Набокова) это проецируется и на самого Пушкина, и на Россию в целом. Последнее можно объяснить судьбой автора и вполне понятной его обидой на Советскую власть, но беда в том, что переводчикам и редактору российского издания желчь Набокова видимо доставляла наслаждение, т.к. в переводе (причем, предназначенном для России и русских!) - её (желчь) с удовольствием размазывали по страницам толстенного трактата. Конечно, при чтении это рождает протест и встречную, защитную недоброжелательность – даже испытываешь некоторое удовольствие, когда издатели попадают впросак, например на стр. 401 издания Комментария, где переводчик и редактор оказались в совершеннейшем "банье”. (Подозреваем,  что у Набокова в оригинале  – "въ банљ",  но для буквы  љ  в американском компьютере не нашлось символа.) Эмоции по такого рода поводам не могли не отразиться в нашем комментарии, рождая местами резкий полемический тон, хотя критиковать Набокова – занятие неблагодарное и опасное, скажем честно: напоминающее популярную басню Крылова "Слон и Моська”. Не хватило бы отваги лаять на Комментарии Набокова, попутно объясняя, что такое кучер и кто такой Амур, если бы не настоятельная просьба молодого поколения, факт которой свидетельствует, что за годы советской культурной революции мы сильно одичали и нуждаемся теперь, как и американцы, в объяснении самых простых слов и понятий. Такие пояснения оградили бы нас от комплекса неполноценности, весьма скверного психологического гнета, – а Комментарий Набокова может только создавать такой гнет. Вряд ли, впрочем, и желчь, и полемика подходят для невинного читателя-школьника. Нужен комментарий достаточно компактный, без циничных лирических отступлений (ну, в самом деле, какое отношение к "Онегину” имеет, сколько раз болел и болел ли гонореей Пушкин и какие бордели и когда посещал!), и главное - без "оскорбительной личности”, которая у Набокова и без стараний редакторов ощущается в масштабах, превосходящих все мыслимые рамки приличий. Что же до объяснений по существу, если отбросить эмоциональный фон, то Комментарий Набокова содержит ценнейший (иногда спорный, но уверенно и ясно поданный) научный материал, и остается только снять шляпу перед эрудицией и начитанностью автора. Последняя позволяет нам не уделять большого внимания освещению современной Пушкину философской и художественной литературы – мы просто отсылем к Набокову, заслуживающему здесь полного доверяя – и сосредоточимся на тех проблемах, в которых он не слишком силен (к примеру - в оперной музыке; да и вообще музыкальные суждения Набокова не вызывают такого же благоговения, как его литературные познания).
    Из советской литературы по "Онегину” в дальнейшем, кроме, конечно, комментариев к Собраниям Сочинений, в основном использовались две книжки:

             1)Н.Л.Бродский "Евгений Онегин, роман Пушкина” [ГУПИМинПросвет, 1950]                 и
             2)Ю.М.Лотман "Роман Пушкина Евгений Онегин” [ЛенПросвет, 1980]

         – они сходны по поставленной задаче: составление образцового школьного комментария. Лотман часто полемизирует с Бродским, впрочем, кажется, по незначительным поводам (чисто русское желание спорить с безответными покойниками, мы и сами в этом грешны). Первую книжку, как говорится, "размазал по стенке” Набоков. Для второй, если дозволить себе набоковскую желчь, характерна более поверхностная, сравнительно с Набоковым, проработка материалов и, как следствие, большее количество ошибок и неточностей (см., например, наш коммент. к 5,XLII,1; 5,VII,5 и VIII,5-14; 4,I,2; отчасти 5,XXII,10; 7,XLV,12; 7,XLI,12 и т.д.). Это не смертный грех, для того и появляются новые комментарии, чтобы исправлять ошибки предшествующих. Но есть еще: Лотман, судя по всему, был знакòм с английским оригиналом Комментариев Набокова, но как советский гражданин, стеснялся часто о них поминать даже там, где этого требует научная этика, где в области мысли Набоков является пионером (разумеется не в школьно-советском смысле, хотя книжка Лотмана как раз предназначена именно для воспитания пионеров в советском значении этого слова). Традиции советских гуманитарных лидеров заразительны, и в наших комментариях мы тоже очень небрежны в ссылках на первоисточники. Отметим только, что главным источником для нас все-таки были не советские литературоведческие труды (при всем уважении к ним), а именно Комментарий Набокова, и даже в полемике с ним трудно было не попасть под влияние личности Набокова и отказаться от соблазна уходить в собственные лирические отступления и сохранять пуританскую благопристойность.
 

§2.  Проблемы старой и новой орфографии

      После революции 1917 года в России была проведена реформа правописания. Сейчас наиболее заметны следующие изменения:
     – Упразднили три буквы алфавита: 1) Ђ љ, передававшая звук, средний между "И” и "Е” (на Украине он и сейчас переходит в "И”, да и у нас это слышно, например во фразе "У васъ есть, чего љсть?”) – вместо этой буквы стали писать Е е; 2) θ, когда-то греческая тета или фита, в оригинале глухой звук, передаваемый в современном английском языке сочетанием th (в западной Европе он часто переходит в "Т”, у нас в "Ф”, например имя θеодоръ у них Теодор, у нас Фёдор) – вместо этой буквы теперь пишут Ф ф (впрочем, и в издании 1837 года печатают то "риθма”, то "рифма” - видимо не всегда типографии имели соответствующую литеру); 3) I i, писавшаяся перед "й”, вторым "и” и любой гласной (например: "Iоаннъ, воспрiемникъ Iисуса на Iорданљ"), а также для различения слов миръ(покой) и мiръ(вселенная) – и производных от них, например имени Владимiръ – во всех этих случаях стали писать И и;
       – В конце слов, оканчивающихся на согласную, перестали писать ъ;
      – Перестали различать по родам прилагательные множественного числа – если раньше в женском или среднем роде было: одинокiя женщины, широкiя поля; в мужском: одиннокiе мужчины, – то теперь во всех случаях используют окончания мужcкого рода;

       – Притяжательный падеж местоимения ея сравняли с винительным её.
      – Изменили написание некоторых приставок и окончаний: так, приставки на "з” типа из-, раз- и т.п. – перед "с”, а "без-” – перед всеми глухими согласными, поменяли "з” на "с” (особенно неприятно появление сдвоенных согласных: например, "безсовљстный” стал "бессовестный”, что-то вроде "бљса  съ  совљстью”);  изменились окончания родительного падежа: "-аго”, "-яго” заменили на "-ого”, "-его”  –  и т.д.;
       – Упразднили целый падеж – Звательный – для обращения во втором лице: если в именительном Господь Иисус Христос, то в звательном Господи, Iисусе Христе – теперь стали непонятными фразы "Чего тебљ надобно, старче?” и "Врачу, исцљлися самъ!”;
      – Перепутали заглавную и строчную буквы в формах вежливого обращения: пишут Вы, Афанасий Иванович с заглавной, а бог Саваоф со строчной (было наоборот) и самое удивительное: со строчной буквы стали писать (правда еще до 1918) названия наций: еврей, русский, грек (были с заглавной даже прилагательные Еврейскiй, Греческiй и т.п.);
       – Некоторые глаголы, например "дышать”, поменяли спряжение.
    Произошли и другие, менее заметные изменения. Некоторые облегчили изучение правописания, например не существовало правила для различения љ и е, нужно было всё изобилие слов с љ (буква называлась "ять”) помнить наизусть, сочиняли и учили целые стихотворения: Бљлый бљдный блљдный бљсъ\ Убљжалъ въ сосљднiй лљсъ\ Здљсъ въ тљни онъ вљтокъ бљгалъ\ И орљхомъ пообљдалъ – подобно тому, как мы сейчас заучиваем в стихотворной форме глаголы второго спряжения: Гнать, дышать, обидеть\ Держать, вертеть и видеть\ Зависеть, слышать и смотреть\ И ненавидеть, и терпеть.

    Однако большинство перемен внесли лишь путаницу в чтение старых текстов и сослужили плохую службу "Евгенiю Онљгину”, хотя и не такую непоправимую, как "Войнљ и миру” Л.Н.Толстого, ставшему "Войной и Мiромъ”.  Впрочем у современного читателя глаз быстро привыкает к старой орфографии и неудобств при чтении он не испытывает. Поэтому в тексте "Евгения Онегина” мы сохранили орфографию времен Пушкина, хотя кое-где и можно было ее модернизировать для уточнения смысла: прежде всего в прилагательных, заканчивающихся на "-ой” вместо "-ий” и "-ый”, особенно если это не связано с рифмой – тогда можно было бы в обороте "Сатиры смелой властелин” точно сказать, что именно смелое: властелин или сатира, а во фразе "Берег дикой усеян зимнею брусникой” – что является диким, брусника или берег. Но мы оставили текст таким, каковым он предстал или должен был предстать перед читателем первой половины XIX века. Что касается отдельных слов, написание которых разительно отличается от современного, то здесь, в разделе аудио-видеокнига, мы поместили их перечень для каждой главы внизу страницы (после презентации текста по правилам старой орфографии, в конце колонки актерско-музыкальных ссылок).

§3.  Эпиграф к роману

         Цитируемое частное письмо не известно. Набоков предполагает, что его и не было. Вообще все комментаторы преувеличивают склонность Пушкина к литературным мистификациям. Иногда они (комментаторы) выглядят убедительно: действительно, пьеса Ченстона, фрагментом которой является «Скупой рыцарь», до сих пор не найдена; иногда им помогает политика Ватикана, отрицающего отравление Моцарта таким набожным человеком, как Сальери. Несколько более осторожно мы относимся к тем случаям, когда Пушкина обвиняют в невежестве (см. например наш комментарий к 9, LXIV, 3-4).  Но если при отсутствии подлинника всегда предполагать подделку, тогда подложными следует признать и стихи VI главы "Онегина” на том юридическом основании, что рукопись утрачена. По этому пути можно зайти далеко и, подобно гоголевской Коробочке, говорить обо всех, с кем ты лично не знакóм: "Нет такого помещика”.

         П.В.Степанов высказал предположение, что прообразом данного эпиграфа является фраза из романа в письмах Шодерло де Лакло "Опасные связи" (Choderlos de Laclos "Les Liaisons dangereuses"), однако при первом параллельном чтении русского и французского текста романа Лакло (правда, весьма поверхностном) я таких аналогий не нашел. В 2013-14 году надеюсь просмотреть эти тексты более подробно, и тогда можно будет высказать окончательное суждение по этой версии.

         В озвучивании данного эпиграфа приносим свои извинения за скверный французский язык. Приведу два оправдательных аргумента. Во-первых, очень трудно одновременно говорить и исполнять на фортепиано головоломный текст. (А надо сказать, что фрагменты оперы Чайковского идут у нас в транскрипции двух арранжировщиков: Губерт и Шмурнова. И если первого, почтенную ученицу самого Петра Ильича Чайковского, приходится оставить в покое, хотя в принципе я замечал, что у женщин получается всегда труднее, чем у мужчин, – то со вторым я не буду так щепетилен и объявлю, что в вопросах арранжировки он полный дилетант. А, как сказал Шуман, «самое простое, что сочинит для фортепиано дилетант, будет все же сложнее, чем самое сложное, сочиненное профессионалом»).
         Во-вторых, я и не пытался избавиться от русского акцента. Французскому языку меня учила в детстве мама, которая, хотя и имела сносное произношение, отнюдь не была француженкой. В XIX веке по-французски в России говорили буквально все, большинство глав романа происходит в деревне, и я не уверен, что французское произношение там было безупречным. Что касается первой главы, то деревенское коверкание языка можно отнести к юмористическим приемам, и тем скорее I глава будет «напоминать Беппо, шуточное произведение мрачного Байрона». Да можно еще и поспорить, каково оно было, это чистое французское произношение эпохи Пушкина. Взять, к примеру, грассирование «р». Известно, что французы начали грассировать в империи Наполеона, а даже гувернеры самого Пушкина были беженцами Французской революции, и неизвестно, как в своем безупречном знании языка произносил «р» сам автор «Евгения Онегина». См. также комментарий к 2, XLI, 2, 4 и 8, XXXII, 1, 3.*)

_________________

   *) Основная часть текста этой страницы скопирована с презентации 2005 года. Но на сайт звуковая часть презентации попала в сокращенном виде, купюры обусловлены громоздкостью звуковых файлов. Получилось, в частности, что именно мелодраму с французским текстом эпиграфа пришлось изъять. Однако, это не единственное место с чтением французского текста, и даже не единственный французский текст с музыкальным сопровождением в презентации, поэтому отнесём эти оправдания ко всей аудиокниге в целом (примечание В.К.Шмурнова).