XXXVII.(XXV)

Итак, она звалась Татьяной.

Ни красотой сестры своей,

Ни свежестью ея румяной

Не привлекла б она очей.

Дика, печальна, молчалива,

Как лань лесная, боязлива -

Она в семье своей родной

Казалась девочкой чужой.

Она ласкаться не умела

К отцу, ни к матери своей;

Дитя сама - в толпе детей

Играть и прыгать не хотела

И часто, целый день одна,

Сидела молча у окна.

XXXVIII.(XXVI)

Задумчивость - ея подруга

От самых колыбельных дней -

Теченье сельского досуга

Мечтами украшала ей.

Ея изнеженные пальцы

Не знали игл - склонясь на пяльцы,

Узором шёлковым она

Не оживляла полотна.

Охоты властвовать примета:

С послушной куклою дитя

Приготовляется шутя

К приличию, закону света,

И важно повторяет ей

Уроки маменьки своей;

XXXIX.(XXVII)

Но куклы, даже в эти годы,

Татьяна в руки не брала,

Про вести города, про моды

Беседы с нею не вела.

И были детские проказы

Ей чужды: странные рассказы

Зимою в темноте ночей

Пленяли больше сердце ей;

Когда же няня собирала

Для Ольги на широкий луг

Всех маленьких ея подруг -

Она в горелки не играла:

Ей скучен был и звонкий смех,

И шум их ветреных утех.

XL.(XXVIII)

Она любила на балконе

Предупреждать зари восход,

Когда на бледном небосклоне

Звёзд исчезает хоровод,

И тихо край земли светлеет,

И, вестник утра, ветер веет,

И всходит постепенно день.

Зимой, когда ночная тень

Полмиром доле обладает,

И доле в праздной тишине,

При отуманенной луне,

Восток ленивый почивает,

В привычный час пробуждена,

Вставала при свечах она.

XLI.(XXIX)

Ей рано нравились романы,

Они ей заменяли всё:

Она влюблялася в обманы

И Ричардсона, и Руссо.

Отец ея был добрый малый,

В прошедшем веке запоздалый,

Но в книгах не видал вреда:

Он, не читая никогда,

Их почитал пустой игрушкой

И не заботился о том,

Какой у дочки тайный том

Дремал до утра под подушкой;

Жена ж его была сама

От Ричардсона без ума.