LIX. Пора: перо покоя просит; Я девять песен написал; На берег радостный выносит Мою ладью девятый вал. Хвала вам, девяти Каменам, И, не затронутые тленом, Да воспарят созвездья строф, Как девять Ангельских Чинов. И да пребудут дружны с нами И вера - лучший неба дар, И мысли неподкупный жар, И гений власти над умами - Добру, любви посвящены И славой не обделены.
LX.(XLIX) Кто б ни был ты, о мой читатель, Друг, недруг, я хочу с тобой Расстаться нынче как приятель Прости. Чего бы ты за мной Здесь ни искал в строфах небрежных: Воспоминаний ли мятежных, Отдохновенья ль от трудов, Живых картин, иль острых слов, Иль грамматических ошибок, - Дай Бог, чтоб в этой книжке ты, Для развлеченья, для мечты, Для сердца, для журнальных сшибок, Хотя крупицу мог найти. За сим расстанемся, прости! LXI. Теперь, в осенние досуги, В те дни, как любо мне писать, Пусть не советуют мне други Рассказ забытый продолжать, Не говорят, пусть справедливо, Что странно, даже неучтиво Роман, не конча, прерывать, Отдав его уже в печать; Что должно своего героя, Как бы то ни было, женить, По крайней мере - уморить, И лица прочие пристроя, Отдав им дружеский поклон, Из лабиринта вывесть вон.
LXII. Не говорите: “Слава Богу, Покамест твой Онегин жив, Роман не кончен. Понемногу Пиши ж его - не будь ленив. Со славы, вняв ея призванью, Сбирай оброк хвалой и бранью; Рисуй и франтов городских, И милых барышень своих, Войну и бал, дворец и хату, Чердак, и келью, и харем, И с нашей публики меж тем Бери умеренную плату: За книжку по пяти рублей - Налог не тягостный, ей-ей!” LXIII.(L) Но нет - прости, мой спутник странный, И ты, мой верный идеал, И ты, живой и постоянный, Хоть малый труд. Я с вами знал Всё, чтó завидно для поэта: Забвенье жизни в бурях света, Беседу сладкую друзей. Промчалось много, много дней С тех пор, как юная Татьяна, И с ней Онегин в смутном сне Явилися впервые мне - И даль свободного романа Я сквозь магический кристалл Ещё не ясно различал.
Но те, которым в дружной встрече Я строфы первые читал... Иных уж нет, а те далече, Как Сади некогда сказал. Без них Онегин дорисован. А та, с которой образован Татьяны милый идеал... О, много, много рок отъял! Блажен, кто праздник жизни рано Оставил, не допив до дна Бокала полного вина, Кто не дочёл ея романа И вдруг умел расстаться с ним, Как я с Онегиным моим.
* * * |
9, LIX. (. . . . . . . . . . . . . . . . . .)
9, LIX, 4. Девятый вал - имеется в виду поверье моряков, согласно которому во время шторма в ряду волн девятая - самая высокая и несет мистическую угрозу гибели. (. . . . . . . . . . . . . . . . . .) 9, LIX, 5. Камены, Camenae - в древнеримской мифологии - нимфы, богини ручьев, протекавших в небольшой роще, расположенной близ Капенских ворот в Риме. В дальнейшем, под влиянием греков, Камены были отождествлены с Музами, которых, числом 9, греки называли именами Каллиопа, Клио, Мельпомена, Полигимния, Талия, Терпсихора, Урания, Эвтерпа и Эрато. О Музах см. также в примечаниях к 6, XLII, 6 и 1, XIX, 6. 9, LIX, 8. ...девять Ангельских Чинов - согласно сочинению так называемого псевдо-Дионисия Ареопагита (христианского писателя конца V - начала VI века) “О небесной иерархии“, - ангелов следует разделять на 9 чинов, объединяемых по три в 3 разряда: 1)шестикрылые Серафимы, 2)Херувимы, 3)Престолы; 4)Господства, 5)Силы, 6)Власти; 7)Начала, 8)Архангелы, 9)Ангелы-хранители, лично охраняющие данного человека и находящиеся у него за правым плечом (с другой стороны - коварный демон-искуситель, туда плюют). У Набокова есть прелестный цикл из девяти стихотворений об ангельских чинах.
9, LX, 5. ...в строфах небрежных - Пушкин кокетничает, на самом деле строфы (повторяющиеся наборы стихотворных строчек, подчиненные определенной схеме) в “Евгении Онегине” предельно аккуратны и являются верхом совершенства. Четырнадцать строк, из которых первые четыре имеют перекрестную рифму, следующие четыре - парную женскую и парную мужскую, следующие четыре с мужской в середине, опоясанной женской, и наконец - две заключительные строки с мужской рифмой, - все это, сохраняя твердую и вместе с тем изящную форму, варьируется по своему содержанию и по своей роли с такой изобретательностью, что хочется сказать поэту, подобно тому, как когда-то Вазари сказал Микельанджело: “своим творением Вы затмили древних”.
9, LXI, 14. Лабиринт - согласно древнегреческому мифу, Минос, царь острова Крит, повелел своему архитектору Дедалу построить подземную тюрьму для страшного чудовища Минотавра. Дедал выстроил ее с огромным количеством переплетенных переходов и галерей, чтобы оттуда невозможно было выбраться. Герой Тезей спустился в этот лабиринт, убил Минотавра и вышел обратно, благодаря нити, которая разматывалась за ним из клубка, данного ему полюбившей его дочерью царя Ариадной. В подражание Критскому лабиринту в разные эпохи и в разных странах устраивались лабиринты со сложными планами, в которых нетрудно заблудиться даже имея эти планы на руках. (. . . . . . . . . . . . . . . . . .)
9, LXII, 6. Оброк - вид денежного налога, сравни примечание к 2, V, 6-7.
9, LXII, 10. Чердак - самая дешевая, верхняя часть жилья, сдаваемого внаем. Поэтам и художникам - как наименее обеспеченной части населения - часто приходится довольствоваться подобным жильем. Келья – слово это, вероятно, восходит, к греческому koilos, пещера, или же kelw, пристанище – жилище монаха, скрывшегося от мирской суеты. <Комм. в ред. С.А.Ивлева.> Харем, гарем - женская половина дворца восточного владыки. Этим словом обозначают также компанию его многочисленных жен.
9, LXIII, 13. Магический кристалл - здесь имеется в виду чернильница, в которой как бы заключены мысли, выливающиеся затем струйкой чернил из пера на бумагу.
9, LXIV, 3-4. Сади или Саади, Муслим-ад-дин (1210?-1292) - персидский поэт и философ. Эпиграф к поэме Пушкина “Бахчисарайский фонтан” гласит: “Многие, так же как и я, посещали сей фонтан; но иных уже нет, другие странствуют далече - Сади”. Относительно первоисточника этой цитаты существуют различные мнения. Чаще других называют поэму Саади “Бустан” (1257), хотя содержание приводимой из нее цитаты не совсем точно соответствует пушкинскому переводу. В оригинале: “Многие видели, как и я, этот фонтан; но они далеко, и глаза их закрылись навеки”. Предполагают, что Пушкин пользовался каким-то неизвестным французским переводом, не совсем точно передающим оригинал. 9, LXIV, 6-11. Можно понимать эти строки так, что и Татьяна, подобно ее прототипу, умерла во цвете лет. Тогда роман, за отсутствием героини, вокруг которой разворачивается основное действие, следует считать законченным. Полностью очерченной можно считать и судьбу Онегина, совершившего в течение жизни две роковые ошибки: отказ от Татьяны и убийство Ленского. Сейчас тема романа исчерпана, и сюжетная линия завершена, потому что за совершенные главным героем ошибки наступила расплата. |