|
XLIV. И вот, по родственным обедам Развозят Таню каждый день Представить бабушкам и дедам Ея рассеянную лень. Родне, прибывшей издалеча, Повсюду ласковая встреча - И восклицанья, и хлеб-соль. - “Как Таня выросла! Давно ль Я, кажется, тебя крестила?” - “А я - так на руки брала!” - “А я - так за уши драла!” - “А я - так пряником кормила!” И хором бабушки твердят: “Как наши годы-то летят!”
XLV. Но в них не видно перемены; Всё в них на старый образец: У тётушки княжны Елены Всё тот же тюлевый чепец; Всё белится Лукерья Львовна; Всё то же лжёт Любовь Петровна; Иван Петрович так же глуп; Семён Петрович так же скуп; У Пелагеи Николавны Всё тот же друг мосьё Финмуш, И тот же шпиц, и тот же муж; А он - всё клуба член исправный, Всё так же смирен, так же глух, И так же ест и пьёт за двух. XLVI. Их дочки Таню обнимают. Младые грации Москвы Сначала молча озирают Татьяну с ног до головы; Её находят что-то странной, Провинциальной и жеманной, И что-то бледной и худой, А впрочем - очень недурной; Потом, покорствуя природе, Дружатся с ней, к себе ведут, Целуют, нежно руки жмут, Взбивают кудри ей по моде И поверяют нараспев Сердечны тайны, тайны дев,
XLVII. Чужие и свои победы, Надежды, шалости, мечты. Текут невинные беседы С прикрасой лёгкой клеветы. Потом, в отплату лепетанья, Ея сердечного признанья Умильно требуют онљ; Но Таня, точно как во сне, Их речи слышит без участья, Не понимает ничего, И тайну сердца своего, Заветный клад и слёз, и счастья, Хранит безмолвно между тем, И им не делится ни с кем. XLVIII. Татьяна вслушаться желает В беседы, в общий разговор; Но всех в гостиной занимает Такой бессвязный, пошлый вздор; Всё в них так бледно, равнодушно; Они клевещут даже скучно; В бесплодной сухости речей, Расспросов, сплетен и вестей Не вспыхнет мысли в целы сутки - Хоть невзначай, хоть наобум; Не улыбнётся томный ум, Не дрогнет сердце - хоть для шутки. И даже глупости смешной В тебе не встретишь, свет пустой!
|
7, XLIV, 9. ...крестила... - У христиан существует обычай окунать человека в воду (налитую в купель, т.е. место, где купают), это называется крестить. “Предтеча”, крестивший Самого Христа, в Евангелии называется Иоанн Креститель, а у славян - Иван Купала. У православных, католиков, старообрядцев и др. принято крестить в младенческом возрасте, давая ребенку при этом имя (имена) в честь какого-нибудь Святого Покровителя. При крещении младенца присутствуют его духовные родители - восприемники от купели, - которые по православным канонам не могут быть родителями юридическими. Они называются “крестные отец и мать” и по отношению друг к другу являются кумовьями. “Я тебя крестила” означает, строго говоря: являюсь твоей крестной матерью. (. . . . . . . . . . . . . . . . . .)
7, XLV, 11. Шпиц - порода маленьких остроносых (отсюда название) комнатных собачек. Даль приводит названия родственные: шавка и косматка. . <Комм. С.А.Ивлева.> 7, XLV, 12. Клуба - “Аглицкого клуба” в Москве (см. примеч. к 8, XII,5). Немыслимо, но Лотман делает ошибку, от которой Набоков предостерегает: путает Московский клуб с Петербургским (основанным в 1770 году англичанином Гардинером или Гарнером).
7, XLVI, 2. Грации, Gratia - римские богини красоты, соответствующие древнегреческим Харитам, CariteV, богиням доброты. Обычно изображают трех таких богинь, иногда приводят их имена: Аглая (“сияющая”), Евфросиния (“благомыслящая”) и Талия (“цветущая”), - хотя в литературе встречаются и другие: Пасифея, Клета, Фаенна и т.д. Греки считали харит дочерьми Зевса и нимфы-океаниды Эвриномы.
7, XLVI, 6. ...жеманной... - качество, совершенно отсутствующее в Татьяне и в огромной степени присущее барышням “большого света”. Даль выводит слово жеманство от глагола “жать (сжимать)”, считает однокоренным к “ужимкам” и объясняет так: “ужиматься, красоваться ужимками, охорашиваться ломаясь, выказывать пригожество изысканными приемами, миловидничать”. |